Глава НКЦБФР – о том, как добиться качественных активов на рынке, почему пенсионная реформа стимулирует фондовиков, и где в регуляторе можно столкнуться с коррупцией

Комиссия по ценным бумагам и фондовому рынку Украины является одним из трех действующих финансовых регуляторов в стране. Несмотря на то, что ее не так часто упоминают в прессе, как, к примеру, НБУ, она является достаточно влиятельным игроком на финансовом поле Украины.

До последнего момента проблема заключалась в отсутствии институциональной независимости этого органа. Политики и олигархи всегда имели сильное влияние на Комиссию. После смены власти в стране открытым остался вопрос о том, кто возглавит НКЦБФР. Ждать решения по этому вопросу рынку пришлось около года.

Оно оказалось достаточно неожиданным: Комиссию возглавил бизнесмен Тимур Хромаев. Он начинал свою карьеру в Минфине в 1997 году, но позже ушел в инвестиционный бизнес. Спустя более 10 лет Хромаев вернулся на госслужбу – уже в качестве чиновника 1-го ранга – на должность главы НКЦБФР.

В минувшую пятницу журналист Forbes встретился с Тимуром в одном из кафе в центре Киева, чтобы поговорить о его ближайших планах в роли госчиновника. Судя по тому, что встреча была назначена на 8 утра, у Хромаева достаточно насыщенный распорядок дня. Во время интервью он рассказал, как снова оказался на госслужбе и что собирается делать.

– Регулятору достаточно долго подбирали новое руководство. Когда вам предложили его возглавить?

– Мое назначение происходило довольно быстро. Буквально за день до него меня пригласили в Администрацию президента.

– То есть вы даже не знали том, что являетесь кандидатом на пост главы НКЦБФР?

– Нет, меня пригласили в четверг (29 января. – Forbes), я пообщался с помощниками президента в Администрации – они спрашивали о том, каким я вижу возможное развитие рынка и все происходящее…

– И как вы его описали?

– Полное реформирование. Повышение прозрачности бизнеса на фондовом рынке, полное изменение инфраструктуры, повышение требований к биржам, к профучастникам. Но на тот момент я всего лишь говорил о теории. Потом поступил вопрос о том, мог бы я и хочу ли заняться этим непосредственно. И решение уже было за президентом. Он определился, на следующий день меня пригласили – и сказали, что у президента есть соответствующие задания для меня.

– Что это были за задания?

– Об этом уже много говорилось. В целом президент поставил перед нами план-задачу: написать стратегию развития на следующий год. Мы ее будем выносить на обсуждение общественности, а также согласовывать с правительством, и  потом будем ее реализовывать.

– Какие основные фундаментальные изменения планируются в ближайшее время?

– Наша задача – это полная интеграция украинского рынка в глобальный финансовый рынок. Как бы пафосно это ни звучало, но это не так уж и сложно. Просто нам нужно перестать создавать «коммунальную квартиру». Каждый строит то, что может – и никакого генплана.

Наш генплан на первом этапе – изменение инфраструктуры, клиринг, расчеты. Все это должно быть приведено к международным нормам и соответствовать всем традициям и правилам, которые есть в мире. Это первая задача. И в ней мы видим похвальное желание со стороны доноров, финансовых организаций, которым это интересно.

– Будет ли чем торговать на уже «интегрированном» рынке? Ведь сейчас качественных инструментов по факту, мягко говоря, маловато.

– Облигации, ОВЗГ – самый большой рынок, 90% всего оборота. И он есть. Это инвесторы, иностранные банки. Какой-никакой, но он сложился за 20 лет, и он дает возможность оценить перспективы. У нас колоссальные возможности в сегменте корпоративных облигаций. С изменением географии нашего банковского сектора их актуальность повысится.

Мы уже пересматриваем условия оформления корпоративных облигаций, вводим новые биржевые облигации. Будут муниципальные облигации с новой природой. Это делается в рамках децентрализации – муниципалитеты сами будут решать, куда они направят [полученные] деньги.

Также мы работаем над усилением прав кредиторов и прав держателей облигаций. Это, в частности, голосование, избежание вывода активов из компаний эмитента и т.д. Такие механизмы уже определены, законопроекты поданы.

Другое направление – деривативы. Каким бы этот рынок далеким ни казался, тем не менее, на некоторых биржах фьючерсы уже торгуют, хотя пока и беспоставочные.

Соответственно, деривативы – интересный новый сегмент, который даст и возможность управлять рисками, и объективное ценообразование на основные сырьевые компоненты. Более того, если мы создадим хороший механизм биржевого клиринга, то сможем стать региональным бенчмарком, который будет формировать стоимость  аграрных культур либо энергетических [ресурсов], например.

– У нас на рынке были факты манипулирования с уже существующими фьючерсами… Готов ли украинский рынок к таким инструментам, и готов ли сам надзор?

– Манипуляции есть повсюду и всегда. Если мы говорим о надзоре – безусловно, это must have. И это наша задача. С другой стороны, нужен надзор за тем рынком, который у нас сейчас есть. Например, свопы: в данном случае участники понимают, где находятся, можно сказать, что это испытательная площадка. Инвесторы знают, в каких условиях они работают, и кто их контрагент.

Безусловно, мы пока смотрим, общаемся, учитываем проблемы, работаем с законом. И я уверен, что до конца года мы проведем закон о деривативах.

– В Украине функционирует 10 бирж, сколько из них реально приносят пользу экономике? На некоторых фактически торгуют исключительно «мусором», который, по сути, используют финансовые пирамиды. Что с этим делать?

– Проблема не только в биржах. Проблема во всех нас. Мы живем сейчас, и переживаем абсолютный кризис доверия всех ко всему. Поэтому если говорить о существенной фиктивности рынка, который не отображает реальной ситуации, то все его участники – заложники того порочного круга, в который они попали. Это и эмитенты – существенная их часть, и профучастники, биржи.

Безусловно, для многих торговля «мусором» – инструмент для достижения каких-то своих целей. Но в целом для рынка это губительно. Очевидно, что тут есть существенная доля вины как регулятора, так и самих участников рынка. У регулятора даже бывает недостаточно полномочий для решения тех проблем, которые мы видим как финансисты. И мы это сейчас понимаем.

Очень часто мы можем только выписывать штрафы. Но за нарушителями стоят другие юрлица, которые мы не регулируем – и это для нас проблема. Мы хотим иметь доступ к информации от всех тех, кто участвует в обращении ценных бумаг, хотим рассматривать весь рынок по сути, а не по форме.

Если вы – регулируемый торговец [ценными бумагами], это не значит, что я буду с вами говорить, а тот, кто стоит за вами и дал вам поручение это сделать, будет «махать нам ручкой». Поэтому тут речь идет о совместной ответственности всех: прямых и опосредованных участников, бенефициаров, выгодополучателей и регулятора.

– Найдется ли политическая воля дать нужные полномочия регулятору?

– Политическая воля у президента есть, и у него есть желание поддерживать существенные изменения. Президент нам это подтвердил. Комиссии во всех странах имеют такие же полномочия. И с нами многие комиссии даже не будут говорить, если у нас нет адекватных мер [воздействия]. Нам нужно быть в этом клубе, тогда и обмен информацией будет происходить равноправно.

– Сейчас основной урон, который Комиссия может нанести реальным мошенникам, это передать информацию в правоохранительные органы. Но те потом, как правило, такие дела «спускают на тормозах». Как вы с ними будете сотрудничать?

– У правоохранителей есть свои ограничения в компетенции. Это не их поле. У Комиссии должны быть полномочия доказывать факты манипуляций, преступлений на рынке ЦБ своими силами. С координацией, безусловно, но своими силами.

У каждого органа есть свои параметры работы. Для МВД это физический урон – кто-то пострадал, кому-то что-то повредили. Если урон нанесен государством, то это полномочия прокуратуры, а если есть несоответствующая деятельность в банковском секторе – мы обращаемся в НБУ.

Что происходит с ценными бумагами? Здесь испаряется и уходит стоимость. Нет факта, никто никого не ударил; здесь даже нет кражи предмета. Но эта бумага имела одну стоимость – вы, к примеру, купили ее за 100 гривен, – а на следующий день она вдруг стоит ноль. Где здесь правовая грань?

Этим должны заниматься не следователь, и не прокурор – это мы, финансисты, как понимающие люди должны делать. Когда есть осмысленное воровство капитала. И по этому вопросу [пострадавшие инвесторы] должны приходить к нам, и мы должны иметь возможность довести это дело до конца.

Прецеденты есть, существенный опыт накоплен в разных странах мира. Но если Комиссия не имеет таких полномочий, то к нам не придут иностранные инвесторы. Более того, мы не сможем и нашим внутренним инвесторам обеспечить должное сопровождение и уверенность в том, что их инвестиции будут в сохранности.

Мы будем инициировать такие законодательные нововведения, чтобы НКЦБФР имела возможность общаться с другими сторонами в других странах, и это соответствует основам ассоциации с ЕС. Поэтому мы тут не просим ничего экстраординарного, все в рамках мирового опыта. Вопрос, безусловно, в том, кому даются эти полномочия? Есть ли доверие к власти? Над этим мы тоже должны работать – чтобы его вернуть.

– В том же ЕС активы КУА, страховых компаний и банков соизмеримы. В Украине же во все времена банковский сектор был лидером, но не потому, что сильно развит, а из-за отставания фондового рынка. НКЦБФР всегда имела какой-то мифологический KPI по привлечению средств в экономику через инструменты фондового рынка. Реально ли изменить эту ситуацию?

– Мы как регулятор планируем создавать предпосылки для развития рынка. Одним из важных моментов является информационное обеспечение, прозрачность рынка. Раскрытие информации должно быть намного более качественным. Думаю, все прекрасно понимают, какие аудиторские отчеты публикуют многие компании. Фонды, в свою очередь, должны будут предоставлять исчерпывающие данные инвесторам: раскрывать бенефициаров, информацию об инвестиционной стратегии, о деятельности компании.

Более того, Комиссия всерьез планирует заняться пруденциальным надзором. Необходимо анализировать ту информацию, которую нам предоставляет эмитент. Это будет кропотливая работа аудиторов. И для этого мы будем полностью пересматривать наши технические и человеческие ресурсы.

Сейчас информация есть, но ее никто не смотрит, никто ее не понимает – соответственно, качество анализа нулевое. Необходимо поднять уровень надзора и анализа, тогда мы увидим качественные изменения всего рынка.

Более того, есть вера в то, что в следующем году начнет работать пенсионная реформа – и это тот ресурс, который попадет на рынок. Да, не появятся сразу какие-то 100 млрд чего-то, все будет планомерно. Но необходимо привести рынок в такую форму, чтобы он готов был принимать эти средства должным образом и правильно их размещать, и потом можно будет говорить уже о росте рынка.

– О пенсионной реформе разговоры ведутся уже давно. Вот вы говорите, что она начнется в следующем году… Какие предпосылки, помимо инфраструктуры фондового рынка, для этого необходимы?

– Основная проблема всегда была в желании и ресурсе. Это факторы фундаментальные, но они основывались на том чувстве патернализма, которое жило в обществе. Мы только последние полтора года стали реальными хозяевами своей судьбы, когда у людей есть возможность и желание говорить и делать то, что они хотят. И более того – смелость.

Последние 25 лет мы все надеялись на государство. Сейчас люди выбрали европейские ценности, а они предусматривают, что люди сами многое решают. И пенсионная реформа является неким отражением этого: накопление средств с той частотой, которую вы сами выберете, а не какой-то пенсионный фонд или обезличенный бюджет.

Да, мы все налогоплательщики, но кроме как называть себя налогоплательщиком, никто дальше не идет, никто не считает этот бюджет чем-то личным. Это всегда был некая касса взаимопомощи. Пересмотр этого концепта очевиден. Пенсионная реформа произойдет, воля и желание для этого есть.

– Стоит ли проводить следующую волну приватизации на фондовом рынке?

Вчера, к примеру, была беседа с одним АО, где два акционера уже три года пытаются по обоюдному желанию вернуться в формат ООО, им выписывают штрафы и т.д. Они говорят: «Отпустите нас, пожалуйста», а я говорю: «Так ступайте с Богом, вы не наш клиент. Мы тратим больше своего времени и усилий на то, чтобы добиться от вас каких-то отчетов». И таких – тысячи

– Приватизация – это один из элементов появления новых активов на рынке инвестирования. Наша позиция сейчас в том, что за все время рынок по разным причинам не был участником этой приватизации. Более того, мы пока не видим возможностей создать предпосылки для эффективного приватизационного процесса.

Этот рынок сейчас манипулируем, он неэффективен, и мы сами это понимаем. Рынок должен жить своей жизнью. Если кто-то хочет на нем что-то продать, пусть продает. Но мы не хотим искусственных ситуаций вокруг приватизации. Нельзя говорить, что фондовый рынок должен участвовать в ней. Соответственно, я не вижу ее существенной роли, как и ранее. Но я не исключаю, что это можно делать.

– Как можно снять риски для населения, чтобы привлекать их средства в экономику через инструменты фондового рынка? Возможно, стоит подумать о создании какого-то фонда гарантирования?

– Каких-то комплексных фондов гарантирования на ФР не должно существовать, хотя, может, и есть такая возможность чисто технически. Это рынок предпринимательства. На нем не место маленьким инвесторам. И не только им. Например, очевидно, что сейчас на фондовом рынке не место некоторым акционерным обществам. А их там под 10 000.

Задача Комиссии сейчас: если нет никаких спорных вопросов по собственности, взаимоотношениям между акционерами или конфликтов – таких отпускать. Так мы упростим очень многим жизнь и почистим рынок. Зачем нам такие эмитенты? Я уверен: когда они дорастут и им понадобится [акционироваться], они придут и скажут: «Мы хотим быть АО». Тогда – добро пожаловать. А пока пусть будущие IBM поработают в форме ООО. А в Украине пусть пока будет 100 акционерных обществ, но они должны быть качественными. Такие аналогии можно применить и к инвесторам.

– Для того чтобы «упростить» жизнь АО, нужен сквиз-аут. Вы планируете его вводить?

– Сквиз-аут и селл-аут мы уже отразили в проекте закона, который будет приниматься парламентом в этом году. Мы считаем, что защита миноритариев – наша ключевая задача. В том числе и для того чтобы мажоритарии были обязаны решать вопросы с миноритариями.

– Но вопрос стоимости акций, даже при наличии биржевой котировки, часто достаточно спорный. Что с этим делать?

– Да, я понимаю, что здесь есть определенное поле для манипуляций – как с одной, так и с другой стороны. Поэтому нам нужно нивелировать этот риск, повысить надзор за такого рода манипуляциями. Возможно, растянуть срок торгов по бумаге, но это не единственный показатель. Фактор манипуляции – это субъективный фактор. Мы должны более эффективно работать в вопросе субъективности решений. Да, мы сейчас видим манипуляции, но в рамках закона не можем себе позволить ничего предпринять. Мы должны быть подкреплены законами и сопровождаемыми публичными дискуссиями, находиться в правовом поле.

– Есть уже понимание того, что надо упростить для АО, чтобы им стало легче уйти в ООО?

– Это сугубо процедурные вопросы. Там возможны изменения в законе про ООО, про АО. Пусть акционеры решают сами, каким должен быть уровень раскрытия. Эти вопросы 20 лет не решались, а накапливались. Еще одна проблема – это миллион «спящих» АО, у которых есть ценные бумаги, но даже нет счетов. Это обуза для депозитарной системы, для рынка.

Мы будем предлагать комплексные решения этой проблемы. Возможна продажа всех этих долей на аукционе, если собственники не идентифицированы и не дали о себе знать. Полученные деньги будут храниться на внебалансовых счетах. Если вдруг они или их родственники появятся и скажут, что хотят получить эти средства – они их получат. Держать эти акции – это дорого для тех же депозитариев. А стоимость самих бумаг незначительная.

– В НКЦБФР планируется сокращение штата. Сейчас у Комиссии много лишних функций или сотрудников?

– Сокращение в какой-то степени необходимость. Рынок существенно изменился. Учитывая новые подходы, новые виды деятельности, нужно будет изменить организационно и саму Комиссию: добавить больше функций надзора, возможно, потом привлечь новых сотрудников. Сейчас происходят плановые сокращения, они касаются в основном территориальных управлений. У нас было 575 человек, а сейчас будет 460. С  этим коллективом мы будем идти дальше уже по новой программе и с новой организационной структурой.

– А как набирать специалистов при такой зарплате? Много говорят о возможном финансировании Комиссии профучастниками. Как это может выглядеть?

– Никто не будет забирать деньги у участников рынка для того, чтобы содержать на них Комиссию. Здесь мы говорим скорее об автономности Комиссии в принятии решений, в том числе о финансовой независимости. У нас достаточно источников, которые можно было бы использовать для наполнения бюджета. Безусловно, финансирование из госбюджета подразумевает полную зависимость от политики правительства.

Автономность – одно из условий, по которым работают международные комиссии. Там бюджеты наполняются штрафами, есть определенные налоги с бумаг, а отдельной платы за содержание нет. Поэтому источников достаточно много. Автономность важна, и мы понимаем, что необходимо повышать зарплаты сотрудников. Сейчас лучшее время это предусматривать: когда активность возрастет, возрастут и трудозатраты, и это все должно быть адекватным и сопоставимым. Естественно, мы не сможем быстро отказаться от бюджетного финансирования, но работать в этом направлении надо.

– Звучали заявления о борьбе с коррупцией. Как с ней бороться? Где в Комиссии коррупция?

– У нас сегодня реализуется совместная программа с USAID. Они  провели анонимный опрос рынка и определили топ-10 моментов с коррупционной составляющей. Из них первые три составляют свыше 60-70%.

Это, в основном, все, что связано с регистрацией, перерегистрацией и т.д. В результате этой программы мы будем пересматривать наши положения, связанные с каждой из этих функций. Там, где возникают какие-то [коррупционные] моменты во время встречи людей, будем вводить электронный документооборот, чтобы все было открыто. В целом мы пока исходим из того, что устраним основные проблемы, которые существуют при оказании услуг, и обеспечим беспристрастность и прозрачность принятия решений.